[Препеодор Студит о допустимых и недопустимых границах икономии в отношении к канонам]

 

(выдержки из статьи Лурье на http://st-elizabet.narod.ru/raznoe/vd/vd_tema_47_1999.htm )

 

Св. Феодор подробно объясняет свою позицию в письме к одному из придворных — Иоанну спафарию (808 г.; кн. I, письмо 17).[1][10]

 

«Так многие и другие, которых воля руководствуется законом не божественным, а человеческим и предосудительным, делали и, может быть, будут делать до конца века; но Церковь Божия осталась невредимою, хотя и была поражаема многими стрелами, и врата адова не могут одолеть ей (Мф. 16, 18); и делать и говорить что-нибудь вопреки постановленным правилам и законам она не позволяет, хотя и многие пастыри нередко безумствовали, составляя великие и многочисленные соборы и, по-видимому, заботясь о канонах, а на самом деле действуя против канонов. Что же удивительного, если и теперь пятнадцать, быть может, епископов, собравшись, признали невинным низложенного на основании канонов по двум причинам[2][11] и разрешили ему священнодействовать? Так, господин, собор есть не просто собрание епископов и священников, хотя бы их и много было, — ибо лучше един праведник, творящий волю Господню, нежели тысяща грешник (Сирах. 16, 3), — но собрание во имя Господа; для мира и соблюдения канонов и для того, чтобы вязать и решить не как случится, но как следует по истине и по канону и по точному рассуждению. <...> Ибо слово Божие, по свойству своему, не вяжется (2 Тим. 2, 9); и епископам отнюдь не дана власть преступать какой-нибудь канон, а — только следовать постановлениям и держаться прежняго» (ч. I, c. 184–185)

 

«Не позволительно, господин, не позволительно ни нашей церкви, ни другой, делать что-либо постановленным законам и канонам; потому что, если это будет дозволено, то тщетно Евангелие, напрасны каноны; и каждый во время своего епископства, если бы ему было дозволено делать то, что угодно ему с своими, будет новым евангелистом, иным апостолом, другим законодателем. Но нет. Мы имеем заповедь от самаго апостола, что, если кто станет учить или повелит нам делать паче, еже мы приняли, паче, еже в канонах бывших по временам соборов вселенских и поместных, того не должно принимать и не должно считать его в числе святых [т. е. христиан]; не станем произносить того неприятного слова, которое он изрек (Гал. 1, 8)» [но мы все-таки произнесем это слово: анафема] (там же, с. 186)

 

«Ибо предел приспособления, как ты знаешь, состоит в том, чтобы ни совершенно не нарушать какое-нибудь постановление, ни в случае, когда можно сделать малое послабление по времени и обстоятельствам, дабы таким образом легче достигнуть желаемого, не вдаваться в крайность и не причинить вреда важнейшему. <...> кто приспособляется к обстоятельствам века, тот не отступает от добра; ибо он скорее достигает желаемого, уступив немного, подобно управляющему кормилом, который опускает несколько руль в случае противной бури. А поступающий иначе отступает от цели, совершая преступление [греч. параномию] вместо икономии. <...> повенчавший прелюбодея опять священнодействует, как бы не сделавший ничего непристойного, и притом <...> в самой соборной церкви, как бы представляемый в хороший пример священникам» (с. 182–184, с изм.).

 

«<...> возвещают, что каждый из епископов имеет власть над божественными правилами, несмотря на содержащиеся в них постановления; посему, когда кто-нибудь из посвященных лиц тайно и явно подвергнется низлагающим правилам, то властию желающего он может оставаться не низложенным», — формулирует позицию собора 808 г. св. Феодор в послании к Папе Римскому Льву (там же, с. 220).

 

«Ныне через принятие сочетавшего прелюбодеев соборно утверждают, что беззаконие (параномия) — это икономия, и будто епископы и священники могут господствовать над канонами, когда захотят, а те, которые не согласны с этим, анафематствуются и преследуются, как вы знаете. Это, хотя оказалось после иконоборческой ереси, но не меньше нее, для рассуждающих благочестиво» (ч. I, Письмо 53, к Стефану чтецу и иже с ним; PG 99, 1108 A; ср. пер. ч. I, c. 315).

 

«<...> может ли быть осторожность в распоряжениях с нашей стороны более той, какую соблюдали мы, которые до настоящего времени уклонялись, сохраняя молчание, и я и архиепископ [Фессалоникийский], так как время глаголати и молчати (Еккл. 3, 7), принимая все меры, чтобы это дело не обнаружилось? Но Судящий судил, и не солгал Сказавший: несть тайно, еже не явится (Мк. 4, 22), так что и без нашего желания, по самому свойству своему, эти дела не могли долго казаться чем-нибудь иным, а не тем, чту они. И теперь мы, по икономии, утверждаем следующие два положения: или пусть перестанет священнодействовать низложенный, и мы тотчас войдем в общение со святым патриархом, что вообще было бы полезно, или, если это не будет принято, мы останемся при той же уклончивости, как прежде, предоставив Господу суд об этом предмете. А что больше этого [поминовение патриарха, склонить к которому пытался преп. Феодора адресат письма — спафарий Иоанн], то будет, прости, уже не икономия, а вина беззакония и преступления божественных канонов» (с. 181–182).

 

«Вопрос 3. О церквах, оскверненных священниками, вступившими в общение с ересью [т. е. изначально бывшими православными], и занимаемых ими; можно ли входить в них для молитвы и псалмопения? Ответ. Отнюдь не должно входить в такие церкви для вышесказанных целей; ибо написано: се оставляется дом ваш пуст (Мф. 23, 38). Подлинно, как скоро введена ересь, то отлетел ангел хранитель тех мест, по словам великаго Василия [Посл. 230], и такой храм стал обыкновенным домом. И не вниду, говорит псалмопевец, в церковь лукавнующих (Пс. 25, 5). И апостол говорит: кое сложение церкви Божией со идолы (2 Кор. 6, 16)?»[3][13]

 Речь не идет о священниках, принявших хиротонии от еретиков, а просто об уклонившихся в ересь и, притом, не обязательно в своих умонастроениях, а именно в общении евхаристическом.

 

«Безразличие — причина зол. Между нечистым и чистым не разделяху, говорится в Писании (Иез. 22, 26)», — пишет св. Феодор по сходному поводу.[4][14]

 

Православные приступили за рукоположением к епископу, находящемуся в общении с еретиками. Они знали о нечистоте епископа, но не желали ее замечать, ссылаясь на его православные суждения. Естественно, что св. Феодор отказывается признавать совершенные таким образом хиротонии. Но... «если бы рукоположивший исправился, то им (рукоположенным) можно было бы священнодействовать».[5][15] Православная вера может «исправлять» хиротонии даже задним числом — поистине из камней воздвигая чад Аврааму (Мф. 3, 9; Лк. 3, 8).

 

Вопрос: «если епископ не находился на прелюбодейном соборе и называет его лже-сборищем, но поминает бывшего на нем митрополита своего, то следует ли иметь общение с пресвитером такого православного епископа?» <...> Ответ: «<...> следует, по икономии, только если он не служил вместе с еретиками. Ибо ничего не значит, что он, поминая православного епископа, из страха перед ним поминает своего митрополита еретика. Когда такой пресвитер приглашает на паннихиду [т. е. всенощное бдение, а не панихиду], нужно идти, и когда он предоставляет церковь, надобно принимать, и когда сам входит в нее отслужить, надобно позволять, или — помянуть покойника, только бы православного, надобно дозволить, и когда берется служить в ней, не надобно препятствовать. Если же он поминает епископа еретика, то, хотя бы он ублажал того (кто мыслит православно), хотя бы сам мыслил православно, нужно воздерживаться от божественного приобщения (вместе с ним) и от общей трапезы, если при этом надлежит помянуть того. Можно принимать его в общение при благословении и псалмопении разве только в том случае, если он не совершает священнослужения с еретиком, своим ли епископом, или каким-либо другим, или не имеет с ним общения с сознанием».[6][16]

 

св. Феодор разделяет четыре степени икономии:

 1.   пресвитер поминает своего православного епископа и, в то же время, «по страху» поминает и еретика-митрополита: с такими пресвитерами (подчеркнем: только с пресвитерами, но не с епископами) возможно полное общение, включая евхаристическое;

 2.   пресвитер поминает своего епископа, но последний и сам еретик; однако, пресвитер фактически не сослужит епископу: евхаристическое общение и такие чинопоследования, в которых надлежит поминать епископа-еретика, категорически запрещены; но разрешается «псалмопение» (молитвенные последования без поминовения духовных властей или с поминовением властей православных) и «благословение»;[7][17]

 3.    пресвитер фактически сослужит со своим епископом-еретиком, однако, без «сознания», то есть, не ведая о его ереси: рекомендации те же, что и в предыдущем случае;

 4.   подразумевается и такой случай: пресвитер сознательно (например, все по тому же «страху») фактически сослужит со своим епископом-еретиком: такой пресвитер ничем не отличается от уклонившегося в ересь по убеждению, то есть с ним не может быть никакого общения.

  

Из всего этого очевидно, что существует глубокое различие между ересью, организовавшейся в отдельное сообщество, и между еретиками, которые еще только отделяются от православных. В первом случае все члены такого сообщества заведомо отделены от Церкви. Во втором случае заведомо отделены только те, кто лично исповедует ересь, и те, кто свободно имеет общение с первыми. Но между отделившимися от Церкви и православными возникает множество «пограничных» ситуаций.

 

Выше св. Феодор говорил о духовенстве. Приведем теперь его рассуждение более общее — о мирянах и клире:

 «Вопрос 6. Можно ли православному священнику преподавать святые тайны тем, которые поют вместе с еретиками, но воздерживаются от общения с ними [в Евхаристии], пресвитеру ли, или диакону, или мирянину, или женщине? Ответ. Что касается до преподавания, то можно преподавать: лицам священным с епитимиею, по снисхождению к тому, что они во всем другом уклоняются от еретиков, а мирянам без епитимии. Чтецу же, который в продолжении двух лет воздерживался от общения с еретиками, справедливо можно причащаться святых таин, хотя бы в других отношениях он и увлекался. Впрочем, это сказано по снисхождению к слабости людей, дабы нам, желая сделать их совершенно чистыми, незаметным образом не подвергнуть их смертной опасности».[8][18]

 

Было бы неправильно спрашивать: какое число православных должно покинуть данную организацию, чтобы она окончательно перестала быть церковной? Святые ставили вопрос по-другому: на каком этапе промедление с отделением от еретиков перестает быть извинительным для человека, православного по убеждению?

 Ответ на такой вопрос также не может быть полностью формализован, но частичная формализация возможна: важнейшим этапом является православный Собор, анафематствующий ересь или другие прегрешения тех, кто отпал от Церкви. Вот пример:

 «Вопрос 13. Если епископ, впадший в преступление, будет низложен собором, а потом, после низложения, рукоположит пресвитера, и этот пресвитер, прибыв в монастырь, примет от своего игумена епитимию на время и после того станет священнодействовать; то желаем знать, можно ли принимать такого священника, если он не виновен? Ответ. Так как здесь явная нелепость, то вам не следовало бы и спрашивать о таком преступлении. Ибо Христос сказал: не может древо зло плоды добры творити (Мф. 7, 18). Посему, хотя бы такой от какого-либо святаго, а не только что от своего игумена, принял епитимию, он не разрешается к священнослужению. Он — не священник, и разрешивший его — не святой; иначе ниспровергнутся и исчезнут все канонические постановления».[9][19]

 

Однако, Собор не решает проблему автоматически (вопреки распространенному сегодня мнению — причем, не одного только Митрополита Киприана). Собор — лишь один из частных моментов, важных для применения самого главного критерия: степени знания православных о том, где начинается общение с еретиками. Это подтверждает отношение св. Феодора к еретикам своего времени, среди которых были осужденные VII Вселенским Собором (787 г.) иконоборцы:

 «Если же он [священник], хотя и получил рукоположение от такого-то еретика, или рукоположенного за деньги, но сам не еретик и без своего ведения рукоположен рукоположенным за деньги, то есть симонианином, исповедует всю истину, соблюдает веру и правила неизменными и уклонившихся от того и другого отвергает, то нам нет никакого основания удаляться от него. Ибо такой не подлежит осуждению, по мнению святых, а через них и по мнению всех. В таком случае мы имеем общение и вам советуем делать то же. Ибо, если исследование простирается далее, то отвергаются увещания святых, как сказано, и становится тщетным столь великий дар священства».[10][20]

 

Ключевые слова этого абзаца — «без своего ведения». «Дар священства» передался лишь тому, кто был в сознании своем православным, и лишь по неведению получил священство через еретика. Итак, человек православный, лишь по неведению общавшийся с еретиком, не проповедовавшим свою ересь и таким образом находившимся среди православных, получает ту благодать таинств, которой еретики лишены.

 

 

[11][10] Около половины дошедших до нас писем преп. Феодора переведена на русский язык: Творения отца нашего преподобного Феодора Студита, переведенные с греческого языка при СПб. Духовной Академии. Ч. I. СПб., 1867; Ч. II. СПб., 1867 [на обложке: 1869]; мы будем цитировать этот перевод (иногда позволяя себе стилистические поправки), указывая страницы в тексте. Этот пер. соответствует греч. тексту в PG 99.

[12][11] Из послания св. Феодора к папе Римскому Льву III видно, о каких причинах речь: сочетание прелюбодеев оправдывается икономией, и из сферы действия канонов исключают царей (ч. I, посл. 33 с. 220).

[13][12] Ср. с. 182–183: приводя в пример Павла, обрезавшего Тимофея, и св. Василия, св. Феодор продолжает: «Но ни Павел не продолжал очищаться, ни Василий — принимать еще дары от Валента и не называть Духа Богом <...>». В другом письме (ч. I, письмо 49, К Навкратию сыну, с. 293) св. Феодор разъясняет это более подробно, говоря, в частности: «То, что было допущено до некоторого времени, не подлежит осуждению и нисколько не странно и не беззаконно, а только уклончиво и не очень точно. Такова икономия временная. Ибо невозможно ни для врача тотчас избавить больного от болезни <...>» и т. д.

[14][13] Послание 215, к Мефодию монаху; Ч. II, с. 555.

[15][14] Там же, вопросоответ 10, с. 558.

[16][15] Вот полный текст этого замечательного рассуждения: «Пресвитеру и игумену ты хорошо отвечал, что отлучены от священнослужения ныне рукоположенные найденным (епископом), хотя и говорящим, что собор [иконоборческий] был дурной и мы погибли. Ибо почему он, признавая это, не убегает от погибели, уклоняясь от ереси, чтобы быть епископом Божиим? Тогда и рукоположения его тотчас будут приняты. Или почему, при господстве ереси, игумен послал братий для еретического рукоположения? Итак, если бы рукоположивший исправился, то им можно было бы священнодействовать; а так как он находится в ереси, поминая еретика, то, хотя бы он и говорил, что содержит здравый образ мыслей, рукополагаемые им не могут быть истинными служителями Божиими [т. е. священство их не истинно]». Письмо 40, к Навкратию сыну; ч. I, с. 260–261.

[17][16] Письмо 49, к Навкратию сыну; ч. I, с. 295–296 (пер. с легкими изменениями; выделено нами).

[18][17] Кажется тут имеется в виду, что ему можно давать антидор — греч. «евлогия», «благословение» — от православной литургии. Может быть, однако, что св. Феодор допускал такому пресвитеру совершать какие-то благословения для православных.

[19][18] Письмо 219, Разрешение различных вопросов (к неизвестному лицу); ч. II, с. 610–611.

[20][19] Послание 215, к Мефодию монаху; Ч. II, с. 599–600.

[21][20] Послание к Стефану чтецу..., с. 312–313; PG 99, 1105A–C.

 



 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Хостинг от uCoz